— Здорово, — поднял кружку в знак приветствия Анатолий Геннадьевич. — А мы тут про любовь.

— Я тоже хочу про любовь! — сходу заинтересовалась Гошина мама. — И чаю.

Спустя десять минут у меня была уже другая стратегия. Женская.

— Подари Кате цветы, — категорически заявила Ольга Петровна, мать Гоши. — Против цветов никакая женщина не устоит.

— Да она и так уже не стоит, нормально всё, — возражал я. — Дело не в этом…

— Вот почему все мужики такие остолопы? — Ольга Петровна в сердцах стукнула ладонью по столу. — Гоша! Ты уроки сделал?

Гоше места за столом не досталось, и он мялся в дверях.

— А? Я? — вздрогнул он. — Н-нет…

— Что значит, «нет»? — хором спросили мы с Анатолием Геннадьевичем. А от себя я добавил: — А списывать я у кого буду?

— Так пятница же, — сопротивлялся Гоша, не понимая, что его просто пытаются спровадить в комнату, подальше от разговора, в котором я, наверное, должен был чувствовать себя неудобно. Впрочем, поглядев на меня, Гошины родители, видимо, сошлись на мысли, что я себя нормально чувствую, и отстали от сына.

— У Кати, помимо отца, ещё и мама есть, тебе не кажется? — продолжила разворачивать мысль Ольга Петровна. — Представь, как ей будет приятно увидеть, что её дочери подарили огромный красивый букет?

Который и стоит п**дец сколько… Впрочем, почки-то две, чего уж.

— Ну и что она сделает? — скептически посмотрел на супругу Анатолий Геннадьевич.

— Толь, ты издеваешься надо мной, что ли? — возмутилась Ольга Петровна. — Да она либо мужу всю плешь выест, либо дочери верёвочную лестницу к окну приделает. Это ведь романтика!

Они заспорили. Я задумался. Что-то было в словах Ольги Петровны. Про Катину маму я совсем забыл, а ведь и правда: родителей-то двое обычно бывает. И если один представляет собой несокрушимую стену, то почему бы не зайти с другого конца?.. Шанс. Я очень люблю шансы. Они — как маленькие солнышки, озаряющие нашу убогую жизнь. И пусть в итоге солнце окажется миражом — а так оно зачастую и бывает — но хоть на какое-то время тебе станет теплее. Пока ты будешь бежать.

— Знаете, что? — оборвал я галдёж, грозящий перейти в семейную ссору. — Спасибо. Вы чудесные люди. Я изо всех сил постараюсь вырасти таким же, как вы, а не таким дерьмом, как я.

Ведь такое дерьмо, как я, просто хлопнуло бы дверью перед носом левого сопляка, пришедшего попросить о помощи, и перекрестилось.

— Страшно?

— Да ну, брось. Я — взрослый человек.

— Да все мы взрослые люди. Сигаретку?

— Дава… Эй! Ты что, ещё и куришь? — возмутился Анатолий Геннадьевич.

— Нервы. Но я в курсе, что это нехорошо.

— Тьфу на тебя, — расстроился Гошин папа. — Выдумал тоже. Смолоду травиться. Эх…

И, махнув рукой, он зашёл в подъезд Катиного дома.

Смеркалось. В моей руке дрожала сигарета.

Раздобыть шикарный букет — это дело, требующее времени. А если хоть что-то можно сделать уже сейчас — то почему бы и нет?

35

Если бы кто-нибудь сказал мне пару недель назад, что я буду стоять у подъезда, курить и ждать, чем закончится разговор постороннего мужика с отцом девушки, которую я люблю, я бы очень долго ржал. Какая, на фиг, любовь, вы о чём? Нет такого понятия. После тридцати лет есть только три базовые потребности организма: диван, жратва и сериал. Ну да, согласен, ещё из организма нужно как-то выводить переработанные отходы. Так что добавим сюда унитаз и писательство. Итого, получается, пять.

Ну ладно, хрен с ним, половой инстинкт тоже просто так с подводной лодки не выкинешь. Шесть. Но любовь — это нечто совсем другое.

— Нахрена тебе это, Сёма? — спросил я, визуально обращаясь к подъездной двери. — Цветы, прогулки под луной, всякие романтические перешёптывания. Это со стороны всё выглядит ми-ми-мишно, а когда ты сам в этом участвуешь… Когда ТЫ сам в этом участвуешь — всё совсем иначе.

И ведь он был прав, этот мудрый человек, произносящий эти гениальные слова. Ну, я, то есть. Ритуальные пляски меня всегда вводили в депрессию. Будь то похоронные процессии, свадебные церемонии, или вот эти брачные игры. Я почему с Дашей так легко сошёлся? Да потому, что у нас никаких ритуалов не было. Встретившись, мы даже не произносили слова «привет». Нас будто подхватило — и понесло каким-то идиотски-извилистым руслом стремительной реки. У нас ничего не было ритуального, мы не смотрели друг на друга влюблёнными глазами, не держались робко за руки, не шептали нежных слов… Ну, почти не шептали.

Если можно так выразиться, то с ней мы просто сходу стали старыми друзьями, плюс постель. И это были идеальные отношения двух взрослых идиотов, понятия не имеющих, чего они хотят от жизни. Всё было великолепно, пока половина из вышеозначенных идиотов внезапно не обрела понимание того, чего она хочет от жизни. А оставшаяся половина осталась с осознанием того, что жизнь — это асфальтоукладывающий каток, который только что перестал нежно массировать тебе спину и неспешно катит дальше.

До Даши у меня были попытки что-то серьёзное построить. Были свидания. И каждый раз я чувствовал себя, как взрослый мужик, надевший костюм деда Мороза, чтобы поплясать перед детьми на утреннике. Нет, я ничего не имею против мужиков, которые так делают. Я вообще преклоняюсь перед людьми, которые умеют и любят обращаться с детьми. Но сам я, если надену костюм и выйду перед детьми («Йо-хо-хо, ублюдки, с Новым годом!»), буду чувствовать себя ни кем иным, как идиотом.

То же самое происходило и на свиданиях. Цветы. Интонации. Танцы. Немного выпить. Проводить домой. Поцеловать перед дверью. Зайти на чай… Я с самого начала хотел сказать: «Слушай, тебе правда всё это надо? Для тебя что-то значит этот грёбаный веник, который ты нюхаешь, и который засохнет у тебя в вазе через пару дней? Тебе нравится сидеть в этом заведении, в окружении чужих людей, живущих своими жизнями? Дёргаться под музыку? Тебе в самом деле всего этого хочется, от всей души, или ты просто играешь в ту игру, которую навязало тебе общество? Честно говоря, если ты воспринимаешь всё это всерьёз, то у нас с тобой изначально диаметрально противоположные представления о „серьёзе“. А если нет, то… Давай убежим?».

Сама идея свиданий — убожество в чистом виде, пережиток тех времён, когда родовые-племенные отношения рулили всем. Когда жениха с невестой сводили в одной комнате, садились кружком и, раскрыв рты, смотрели, как они друг друга обнюхивают.

Я готов разрезать себе вены и кровью подписаться под каждым словом из всех, здесь написанных, но блин… Блин! Какого хрена с Катей — всё не так?! Почему стоит мне только вспомнить нашу дурацкую вылазку к рыбразводне, как сердце замирает, а на лице появляется идиотская улыбка? Убил бы! Жалкая конформистская подстилка ты, а не Сёма. Настоящий Сёма отважно шагает с балкона и курит с дядей Петей. А ты кто, уёжище лесное?..

— Чё, б**дь, жену караулишь?

Я подпрыгнул от неожиданности и повернулся, готовый немедленно пробить в рожу. Но не пробил — увидел Рыбу.

— Напугал, б**дь, — буркнул я. — Ты чё тут?

— Я живу тама. — Рыбин кивнул на дом, что стоял перпендикулярно Катиному, по той же улице, что и Гошин. Такой же серый, бетонный, приземистый двухэтажный. — Сижка есть?

Я дал ему «Винстона».

— Слушай, чё, — сказал я, пока Рыба прикуривал. — Ты, это… Давай про «жену» — тормозни.

— А? — Рыба, щурясь, посмотрел на меня сквозь дым.

— На, — огрызнулся я. — Чтобы по школе такого больше не говорилось. Жена, жена…

— Ты ох*ел? — возмутился Рыба. — Я тут вообще не при делах. Сам при всех херню спорол.

— Тоже верно, — легко согласился я. — Ладно, разгребём. Слушай, раз уж ты тут. Такое дело. Бабла срубить не желаешь?

Глаза у Рыбы засветились хищным светом.

— Чё за тема? — понизил он голос.

— Нормальная тема. Но нужна тачка. И ножовка по металлу. Лучше две. Тачка желательно — не поселковская. И надёжный водила. Чтоб не проп**делся потом, если вдруг чего.